Дмитрий Артемьев: Если грустно, надо выйти к людям

Человек мира — так, пожалуй, можно назвать улыбчивого артиста Дмитрия Артемьева. Кажется, его знает каждый. Не удивительно — ведь он главный Чысхаан Якутска. Беседовать с ним непросто, за полтора часа разговора не раз нас прерывали – подходили поздороваться. Трудно поверить, что этому стройному модному мужчине уже 55, и что всю свою жизнь он посвятил танцам. Особое место в его творчестве занимает олонхо. 7 декабря зрители смогут увидеть его этнобалет «Бохсуруйуу». Поразительно, но по какому-то мистическому совпадению, когда он стал рассказывать о спектакле, где-то в зале зазвучал шаманский бубен…

-Дмитрий, вы народный артист республики, заслуженный артист России. Спрошу уже крылатой фразой: «Сколько лет вы в танцах?»

— Уже 35 лет. Я родился в Чурапче, и даже представить не мог, что когда-нибудь поеду в Париж или Нью-Йорк. Недавно вот вернулся с Кубы. У меня одна запись в трудовой книжке – Ансамбль танца Якутии, теперь он Театром танца называется. Я рос в маленькой деревне, и однажды, когда хореограф Гаврил Егорович Скрябин создавал у нас ансамбль, всех детей пригласили в клуб. Все мои братья и сестры пошли, я маленький тоже за ними увязался… Потом я помню, как девочкам по почте выписали пуанты, и они на них вставали. Потом Гаврил Егорович уже в Якутске руководил ансамблем «Чэчир». А тот деревенский клуб теперь носит его имя. Еще я занимался бегом на длинные дистанции, тренером у меня был Михаил Дмитриевич Гуляев. Мой пра-пра-прадедушка по маминой линии был очень известным, говорили, что мог и «коня победить». Боякинов была его фамилия, в народе Уот Байыьап. Может это от него? Я помню, приезжал на республиканские соревнования, и по 5,5 км я каждый день бегал. А вместо зарядки — по ступенькам в девятиэтажке туда-сюда. Когда я заканчивал школу, был выбор — быть спортсменом или танцором. Хотя еще и хирургом хотел стать (смеется). Но однажды, когда мне оперировали аппендицит, я увидел это все и подумал: «Слава Богу, не стал!». Хотя на каникулах, приезжая в село, работал санитаром в больнице.

— А почему не стали?

— Танцы победили. Хотя сначала я подавал документы в театральное. Как раз щепкинский курс приехал в Москву, они учились на втором курсе. Я тоже пробовал пройти, дошел до второго тура – танцевал «Куба, любовь моя» (смеется). А потом мы с другом Николаем Терютиным по таким большим справочникам «Куда пойти учиться» выбрали несколько хореографических институтов. И из Хабаровска пришел очень душевный ответ, рукописный: «Дорогие выпускники…». Это и подкупило. И вот мы, деревенские ребята, впервые поехали в Хабаровск. Я к тому времени в Якутске всего пару раз был, а до 10 класса по-русски ни с одним русским не разговаривал (смеется).

— И как вас там встретили?

— Встречал наш мастер. Очень забавная история вышла… Мы же дети, нам по 17 лет было. И он купил мороженое в вафельных стаканчиках. А я представления не мел, как его есть! И съел только мороженное, а стаканчик оставил – посуда же (смеется). Он когда увидел, только одно спросил: «Как ты это сумел сделать?».

Учиться было не просто. Я помню, как плакал, так хотел домой. Я смотрел на всех и думал: «Какие они все красивые, балерины!». Фортепиано играет, они танцуют, а я вообще этот инструмент в первый раз вижу. Но я много занимался, благо в общежитии, где мы жили, были инструменты. И балетный зал. И меня поддерживали очень, в СССР люди как-то хорошо относились друг к другу. Моя куратор, например, иногда приносила хворост. Сначала кормит, потом танцуем (смеется). Хорошо было. У меня очень хороший педагог Татьяна Ивановна Борисова. Благодаря ей 35 лет и танцую теперь. Коллектив был интернациональный: казах, армянин, русские, якуты…

— Языкового барьера не было?

— Меня в школе очень хорошо учили русскому. Я его по Пушкину изучал, по «Онегину». Наизусть учил, это же классика. И теперь иногда говорю: «Ну, давайте, раз вы говорите, что хорошо знаете язык, прочтите Пушкина».

— Помните первые гастроли в ансамбле?

— Через 10 дней после поступления мы уже поехали по местам боевой и трудовой славы на гастроли. Не было раскачки. Я сразу выучил весь танцевальный репертуар. Тогда гастролей было много. В том же году впервые поехал на Украину, потом была Сибирь, первая зарубежная поездка в Лондон. Языка я не знал, в школе мы изучали французский, даже курсы проходил специально. Надо же было как-то жить там две недели. Жил там у очень хороших людей, мы как-то общались обо всем, до двух часов ночи говорили. Я потом, когда вернулся домой, понять не могу, а на каком языке мы говорили? (смеется).

— Сколько стран вы объездили за эти годы?

— Больше 100, наверное. Иногда по 2-3 месяца жил там — и с коллективом, и самостоятельно. Однажды даже в ООН исполнял танец шамана. Артист балета 20 лет работает и на пенсию. Очень короткий век. Вокалист может ставить концерты, драматический артист — играть, а танцоры нет. Я артист народного жанра, но все же… Надо успевать. В республике я впервые сделал программу «Танцы народов мира». Я много ездил, видел, какие это красивые танцы, и вообще я за дружбу народов мира.

Когда я учился в Хабаровске, к нам приезжал Махмуд Эсамбаев — знаменитый чеченский советский артист балета. И мы с другом 31 декабря пошли на его концерт, видели «Танец золотого бога», перуанский «Павлин», а потом, не стесняясь, пошли за кулисы. А он оказался таким простым человеком. Говорят, как встретишь Новый год, так его и проведешь, на меня эта встреча очень повлияла, на всю мою жизнь. И у меня теперь есть «Золотой бог» и «Павлин», и в Грозный я тоже ездил с выступлениями. Однажды, очень давно, якутский журналист Петр Васильев написал про меня, молодого танцора, статью с заголовком «Стоит рискнуть». Очень мне это близко. Танец же короткий, четыре минуты. И в это маленькое время надо суметь вместить много, чтобы без слов все было понятно, все традиции народа, его история, дух. Это ответственно. Я всегда в танце рассказываю историю.

— А как пришли к олонхо?

— С годами становишься, наверное, мудрее, и задаешься вопросами: «Откуда я? Куда иду?». Вот я и начал учить эпос олонхо. Могу три-пять часов читать. Это очень сложно, ведь танец — он без слов. Через пластику сложно донести. Я много езжу по миру и хочу, чтобы наше слово услышали.

— На сцене вы на все готовы?

— Да, на все. Артист – это зависимая профессия. Скажут исполнять, я должен. Так нас учили. Я исполнитель. В Москве, когда Андрей Саввич Борисов поставил «Путь святителя», даже сыграл роль индейского вождя Хун Ги Сати.

— Танцы каких народов вам ближе?

— Все же это Якутия. Сегодня я обряд благословения провожу, танцуем хоровод «Осуохай» по всему миру. Девять лет с комитетом солдатских матерей езжу по военным частям. Был в Приморье, Хабаровске, Чечне, Владикавказе. Помню два года назад в Млечнике, в военной части ближе к Хабаровску, когда запевал осуохай, над нами пролетели журавли, покружились и полетели дальше! Я сам служил два года, не по призыву, а сам пошел, чтобы честно все было в жизни. А теперь провожу для ребят обряд благословения, играю на хомусе.

Вышло даже, что однажды меня пригласили в Донецк. Я подумал и согласился. Доктор Лиза отправила с нами благотворительную помощь. Донецк, Дебальцево, Горловка… Я еще во время СССР ездил на Украину, сколько тюльпанов нам дарили! А тут бабушки плакали… Война. Плохо, что простые люди страдают, дети. Мы же мирные люди, привыкли спать спокойно, а там комендантский час, обстрелы. Нас с дороги даже не выпускали, боялись, что можем на мине подорваться… Многих из тех людей уже нет, доктора Лизы тоже… Сегодня вопрос о мире – самый актуальный. Когда я приехал обратно, понял, какое это счастье. Я поехал ради детей и стариков, и если в Сирию позовут, тоже поеду. Это моя миссия.

— Когда вы исполняете обряд благословения или этнобалет с изгнанием духа, что-то внутри меняется? Это же не просто театрализованное представление – это ритуал…

— Да, тут много сакрального. Якутский танец все равно связан с обрядами. И переводится как «кланяться, поклоняться». Не зря именно танцовщики сопровождали белого шамана, и они должны были быть честными в помыслах. В «Бохсуруйуу» я стал танцевать, когда мне исполнилось 33 года. Все время откладывал, хотя мне предлагали, чувствовал, что надо созреть. Перед каждым исполнением я провожу специальный обряд. Говорю: «Я — артист, я ради куска хлеба это делаю. Ради людей. Если что-то не так, простите меня». Действительно, это играть сложно. Мы как-то выступали в Москве, а потом сгорел отчий дом в Чурапче, и я много думал, может быть, это потому, что я что-то не так делаю. Хоронил родителей, потерял родных сестер, брата… Тоже были мысли… Но все равно, я же артист, это мое предназначение… (задумался). Да, это очень тяжелый спектакль, во всех смыслах, там и костюм не балетный – тяжелый. Полтора часа без антракта я в нем.

Когда мы думали, как праздновать юбилей, были мысли – ну вот, поставим кресло и как все юбиляры я буду в нем сидеть (смеется). Нет, я не такой. Надо двигаться! Эсамбаев и Плисецкая до 70 лет танцевали!

— Быть балетным – это очень трудно. Это определенный характер, лишний кусочек не съешь…  

— У меня проблем с «лишними кусочками» нет, скорее, как бы набрать (смеется). Это потому что двигаюсь. Диеты – это ерунда! Просто двигайтесь и иногда закрывайте рот! (смеется) Когда я выйду на пенсию, сразу начну бегом заниматься, не могу без движения. Когда-то я лежал в инфарктном отделении, и мой доктор меня даже на майские праздники не отпускал, запрещал все. А при выписке рекомендовал покой, а то, мол, все. Но я же так не могу! В первый же день уехал на гастроли в Турцию. Без движения мне плохо. Когда были азиатские игры здесь в Якутске, я почти жил в аэропорту, приезжали разные делегации, и я их встречал со своим чороном . И вот там я встретил моего доктора, он очень удивился моей активности.

— Сегодня очень популярны всякие танцевальные шоу на телевидении…

— Я смотрю! Мне очень нравится. Но современная хореография, она же не сложная, на мой взгляд. Хорошо, что танцы переходят в массовую культуру. Раньше парням говорили: «Что ты танцуешь, как девочка?!». А сейчас многие танцуют и ничего плохого в этом нет. Радует меня, что и пожилые в школах третьего поколения танцуют. Это же физическая нагрузка, движение. У якутов есть выражение «Состарился и прыгает». Но я считаю, что люди должны двигаться. Иногда выходишь на сцену с 18-летними выпускниками хореографического училища и не чувствуешь возраста. Какая разница сколько человеку лет, главное, что внутри. Ты должен быть здоровым, я не курю, не пью… Для танца нужно лошадиное здоровье.

— Мне кажется, вы никогда не грустите…

— Работа спасает очень. Если грустно — не надо лежать, надо пойти в люди. Хороших и добрых людей очень много.