Лена Гоголева: Люблю искусство на сломе веков

Не так давно в Госдуме прошла выставка главного художника Сахатеатра, заслуженного деятеля искусств России Лены Гоголевой. Это пятая выставка художницы. Она получилась романтичной, воздушной и даже немного сказочной. ЯСИА решило наведаться в гости к главному художнику Сахатеатра, чтобы расспросить её о работе с известными режиссёрами, создаваемых ею образах и продолжателях творческой династии…  

— Лена Ивановна, как Вам удалось выставиться в Госдуме?

— Мы написали проект ещё в прошлом году, а затем проходили очень долгое согласование. Но поскольку этот год у нас объявлен Годом театра, а выставлялись два театральных художника — я и моя сокурсница и подруга, московский театральный художник Виктория Просвирнина — то выставку согласовали. Очень помог и депутат Федот Тумусов. Наша выставка получилась такой евразийской, ведь Москва, где работает Виктория – это Европа, а я из Якутска, то есть из Азии.

— Почему выставка получила название «Облака над нашим домом»?

— Все спрашивают: «Почему?». Это романтичная тема. Мы думаем, что наш дом — это наша большая страна, у неё нет границ, а облака – они такие свободные. Я не могу часто бывать в Москве, а Виктория не может приехать в Якутск, но мы дружим, как и все театральные художники, которые очень поддерживают друг друга. Наш мир — это мир наших фантазий, и выставка у нас несколько фантазийная. Очень много работ именно с облаками, даже на пригласительном билете изображено, как девушка летит на облаке. Всего было 40 работ, 16 из которых мои. Самое интересное, что на выставке были представлены не театральные эскизы, декорации или костюмы, а живопись и графика, но в исполнении театральных художников (улыбается).

— Была ли там какая-то особенная для вас работа?

— Да, это эскиз мурала, посвящённого якутской верховной богине и покровительнице плодородия Айыыhыт. Создавала я его как один из победителей V Якутской международной биеннале современного искусства, прошедшей осенью прошлого года. Этот 30-метровый стрит-арт расположен на стене большого девятиэтажного жилого дома в Якутске по адресу Лермонтова, 56 — на  Лебяжьем озере, поэтому я изобразила богиню с белыми крыльями, чтобы сохранить энергетику этого места. Там также изображены белые стерхи. Сейчас этот эскиз, как и многие мои работы, принадлежит национальному художественному музею, но мне разрешили вывезти его и показать.

— У Вас было пять персональных выставок…

— Да, предыдущая выставка была довольно давно, как-то так повелось, что художники их проводят к юбилейным датам. Так вот она у меня называлась «Цветные сны». Мне кажется, должно название отражать атмосферу и душевное состояние, зритель должен ориентироваться на то, куда он идет, и что он будет смотреть.

У меня были разные периоды в работе, но сейчас я вернулась в театр, и у меня такой «станковый» период, то есть живопись и графика. У театральных художников часто много технической работы, а живопись – это совершенно самостоятельные темы. И сейчас у меня именно этот период, мне нравится творить на свободные темы.

— Эти Ваши работы будут где-то ещё выставляться?

— Думаю, да. В театре. В начале следующего года юбилей моего отца — народного поэта Якутии Ивана Гоголева. Я должна буду организовать и открыть выставку. А ещё родному городу папы — Вилюйску — исполняется 385 лет, тоже приглашают открыть выставку. Поэтому, конечно, будем выставляться.

— Одна из Ваших недавних работ – спектакль «Чайка» в Русском драмтеатре. Почему Ваш Чехов стал черно-белым?

— Мне очень понравилось работать над этим спектаклем, я вообще очень люблю работать с Русским театром. А черно-белое… Это графика. У меня есть спектакль в Сахатеатре «Король Лир» в постановке Андрея Борисова, так вот там 50 оттенков чёрного, а тут в «Чайке» 50 оттенков белого (улыбается).

«Король Лир» в своё время получил Госпремию, тоже был знаковый и очень популярный спектакль. Я его тоже люблю. Там по костюму сложные были задачи: создать графичную драматичную среду. И…, естественно, чёрный! Хотя там есть и коричневый, и серый, но всё равно преобладает живописный чёрный. А здесь в чеховской «Чайке» Русского драмтеатра – живописный белый. Мне хотелось создать, в первую очередь, атмосферу. Во-первых, птица – чайка. Во-вторых, должна была получиться романтичная, даже немного мистическая среда.

— Сколько пришлось перечитать Чехова и пересмотреть старых архивов, чтобы создать эти костюмы?

— С Чеховым у меня сложные отношения ещё с институтских лет. Во мне сплавились две культуры: мама у меня русская, а папа якут. И поскольку я работаю в Сахатеатре, я полностью погружена в свою национальную культуру, я её люблю, все мои последние выставки пропитаны якутской культурой. А Чехов очень… русский. Он невероятно тонкий, интеллигентный, в его произведениях другие отношения, совершенно другая среда. А поскольку до этого у меня в работах была языческая тематика, то понадобилось время, чтобы погрузиться в чеховскую среду. Или, вернее, вспомнить её.

— Вспомнить?

— В институте, а я училась в Ленинградском государственном институте театра и кино, теперь он называется Санкт-Петербургская академия театрального искусства им.Черкасова, мы делали курсовые по Чехову. У меня был «Дядя Ваня». Столько в нём страданий мятущийся души, страдания от провинциальности. И здесь, в «Чайке», в какой-то степени тоже. Я в последнее время это хорошо понимаю, раньше не ощущала. Было много работы, прорывов, успехов, Сахатеатр часто выезжал на гастроли в столичные города, и это всегда было событие. А в последнее время я больше погружена в другие заботы, и стала ощущать, что мои друзья разъехались, многие уехали в Москву. Интеллектуального душевного общения стало меньше. И я стала тонко чувствовать настроения и чувства Чехова. Он же сильно от этого страдал — работал земским доктором в провинции, писал свои гениальные произведения о сочувствии и переживании людям, у которых так мало будущего… В «Чайке» же тоже отражено такое настроение. Мне понравилось, как работала режиссёр Лена Корнилова-Мягкая. Она пылающая, эмоциональная, а ведь произведения Чехова мало у кого такие эмоции вызывают. Его считают скучным автором, особенно современные люди. Сейчас движение времени, энергичное, сменяющееся, всем необходимо впечатление, а тут не о впечатлении, а о состоянии души идёт речь. Да и зрителям многим выдержать столько текста бывает сложно. И я понимаю, как режиссёру было трудно работать с материалом.

— Я знаю, что когда актрисы, занятые в «Чайке», узнали, что костюмы будете создавать Вы, облегчённо выдохнули…

— (смеётся) Это приятно слышать.

— В связи с этим такой вопрос: а кого Вам нравится одевать больше — женщин и мужчин?

— (улыбается) И тех, и других! Хотя я своё время хотела создать мужскую коллекцию. В 2006 году я принимала участие в конкурсе этнической моды «Этно-Эрато» при правительстве Москвы. Он и сейчас проводится, туда многие молодые модельеры ездят. Вот и я тоже в своё время участвовала, даже специальный приз за коллекцию получила. Так вот в этот подиумный период, когда я уже поехала во Францию, было желание сделать коллекцию именно мужских костюмов. Мужская мода редко бывает разнообразной, и я решила, что наши якутские камзолы в парижские показы прекрасно вписались бы. Меня пригласили на один из показов в Русский дом, но не срослось, я уехала, были другие заботы… Потом начались ювелирные выставки. Мы выставлялись в Лас-Вегасе с санкт-петербургским ювелирным домом, привезли туда коллекцию «Легенда трёх миров». Она сейчас в национальных музеях и частных коллекциях, в основном, у меня ничего нет. А сейчас я снова вернулась в театр, в живопись.

— Я не так давно беседовала с художником Михаилом Старостиным и спросила, кто его герой. Он ответил, что северный человек. А кто Ваш герой?

— Мой герой – это герой Олонхо. Образы бывают разными, но, скорее, драматическими. Моя любимая тема — боги Айыы. У якутов ведь свой пантеон богов, и я очень люблю создавать работы на эту тему. Они несут свой национальный характер, образ. Вот, например, одна из богинь Айыысыт — богиня плодородия… Здесь прямая связь с русскими иконами. Я создавала образ якутской Богоматери. Одной рукой она держит новорожденного младенца, а другой его душу (салгын кут)… Есть много икон с образом Богоматери: икона «Утоли мои печали», «Божья Матерь Державная» и моя любимая икона «Неувядаемый цвет». Она там вся в цветах. Я когда Айыысыт создавала, вдохновлялась ею. Это интересно очень — погружаться в национальную культуру.

— А есть период в искусстве, который Вам наиболее близок?

— Я люблю модерн. Модерн — это протест своего времени, он возник после классицизма. Я люблю искусство на сломе веков, когда одно уходит и приходит новое. И новое всегда протестует против устоявшегося мировоззрения. Я обожаю эпоху возрождения, думаю, что следующий период творчества будет посвящён ей.

— Не могу не спросить: если бы довелось выбрать исторический период, в каком бы Вы предпочли жить?

— Наверное, 20-е годы прошлого века — времена Есенина и Маяковского. Это был революционный период в искусстве. Там приветствовались самые странные и удивительные идеи. Там зачиналось наше новое искусство.

— Образы, которые Вы создаете на сцене – это же всегда ансамбль…

— Конечно. В костюме и сценографии важна цветовая драматургия: или ты делаешь графичный монохромный спектакль, или контрастный… Главное — всё должно красиво сочетаться. Я художник, который во всём любит гармонию. Наверное, мои работы часто отличаются именно этим, иногда их называют даже слишком красивыми. А это у нас в Сахатеатре не всегда приветствуется, здесь любят брутальность и жёсткость, у нас много именно графичных спектаклей.

С А.Борисовым на вручении премии «Золотая маска» 2002 г.

— Вероятно, это связано с личностями режиссёров.

— Режиссёры — люди с мужской брутальностью. Мы, например, с Андреем Борисовым много сотрудничали, буквально последние несколько лет только не работаем. А создавать спектакль с ним сложно. Он гениальный импровизатор, у него спектакль как дерево вырастает. Есть режиссёры, которые репетицию делают по схеме, а вот Андрей Борисов приходит и долго погружается в нужное состояние, у него начинается творческое бурление, он сложносочинённый, с ним надо много говорить, поднимать много литературы. Он требует доказательств, работы у него всегда концептуальные, он символист. И его надо обязательно убедить.

— Ваш отец — народный поэт Якутии Иван Гоголев — сильно повлиял на выбор Вашей профессии?

— Ещё бы, он меня за руку привёл в театр, внушил мне, что это моё. Я закончила музыкальную школу, у меня две или три четвёрки всего, и все были уверены, что я пойду в престижный вуз. Мой преподаватель, поскольку у меня была хорошая техника на фортепиано, просил, чтобы я шла в музыкальное училище на концертмейстера. Но папа сказал: «Ты будешь художником, будешь оформлять мои работы». И фактически внушил мне, что у меня есть способности. В институт я прошла благодаря моему хорошему аттестату, лучше всех написала сочинение, без единой ошибки. А по творческому конкурсу ведь могла и не пройти. Учиться было очень трудно, это трудный вуз. Из всего курса закончили пять-шесть человек. Там была программа на выживание: сможешь или нет. Масса предметов, надо было постоянно делать макеты, осваивать техническое мастерство, практику и прочее. Я однажды, когда брала академический отпуск по рождению дочери, чуть не вылетела оттуда.

— А Ваша дочь унаследовала художественные способности?

— В детстве она хорошо рисовала, но в итоге стала балериной. На самом деле я не очень это приветствовала, она сама всё решила. Танцевала почти 10 лет ведущие партии в Театре оперы и балета. Сейчас воспитывает двух детей, и я ей очень помогаю. На это у меня и уходит всё основное время (улыбается). Она продолжатель творческой династии – заслуженная артистка республики Мария Гоголева.

— А если Ваши внуки скажут, что тоже уходят в творчество?

— Какой кошмар! (смеётся) Во-первых, это очень трудно по жизни. Все наши профессии требуют эмоциональной отдачи, полного погружения, на всё остальное не остаётся времени. Надо обладать незаурядными физическими данными в таких профессиях. И потом, надо же уже быть и финансистом, в конце концов, банкиром. Сколько можно быть поэтами, писателями, художниками и артистами. Самое интересное, моя внучка обожает краски, карандаши, носит их в кулачке, хотя совсем маленькая ещё. Все двери, стены она разрисовала. Это она обожает. А у внука, похоже, слух, хорошая музыкальная память.

— Кажется, не будет у Вас в семье банкиров.

— Это точно! (смеётся).