Космонавт Федор Юрчихин: Я развею самый большой миф о космонавтике!

В Якутии космонавт Федор Юрчихин не впервые. Поэтому строганиной или керчехом его не удивишь. Пробовал. Говорить со знаменитым космонавтом, который внутри оказывается настоящим художником и философом (у него уже было несколько фотовыставок), увлекательно. Еще бы — пять полетов и почти 673 дня в космосе! Девять выходов в открытый, суммарно почти 52 часа. Но притягивает другое – невероятный позитив и способность удивляться всему новому. Так чему же космонавт Юрчихин удивлялся в Якутии?

— Лететь из Москвы до Якутска шесть часов, для космонавта, наверное, ерунда?

— (Смеется) Для меня если вторым домом стал космический корабль, то третьим точно самолет. Засыпаю мгновенно. Очень много летаю в разные регионы страны. А в Якутии я уже не первый раз, и даже не второй. И всегда приезжаю по приглашению руководства банка «Агора». Меня сюда пригласил человек, любящий эту землю, преданный этому краю, добрый и хороший. И поэтому мои самые главные впечатления – это, безусловно, люди, с которыми я встречался. Они невероятные! Когда по телевизору передают погоду: в Якутске потепление до минус 35, а в Москве похолодание до минус 25, понимаешь, какой это край (смеется). Я бывал здесь во все времена года, зиму правда видел не в ее пик, но все же, застал морозы. Могу сказать — я питаю огромное уважение к живущим здесь людям.

— Значит уже успели все местные блюда попробовать?

— Конечно! И оленину, и рыбу местную, но ярче всего воспоминание, как дочка — в первый приезд она была со мной — пробовала керчех. По возможности, я вожу ее с собой, показываю, что Россия — это не только центр, она обширнее. А Якутия – один из самых крупных бриллиантов нашей страны. Так вот она не ест ничего молочного, а тут предложили. Вот мужественно попробовала. Я вам расскажу историю, когда меня пригласили на знакомство с родителями моей будущей супруги, они решили приготовить что-то вкусное, а дело было в начале 90-х, понятно – дефицит. Но они достали где-то копчености, и моя теща приготовила прекрасный гороховый суп… А я его терпеть не могу! Но узнали они об этом лет через 10, а до того момента я ел и даже привык (смеется). Вот, что значит жить в многонациональном дворе в Батуми. Первое, что там делали люди, заселяясь в новый дом, строили во дворе длинную беседку, сажали рядом виноград, чтобы она была увитая. И там собирался весь многонациональный двор.

— А цель ваших путешествий – это, я так понимаю, встречи с детьми?

— Да, дети в первую очередь. Я вспоминаю свое детство – маленький город Батуми, маленький мальчик, у которого есть своя мечта… И несмотря на то, что его родители простые рабочие, он поступил в один из лучших вузов и получил свою заветную профессию. Я вижу, насколько прагматичное стал мир. Однажды на встречу со мной пришли дети разных возрастов, и я попросил, чтобы они сели по секторам: справа маленькие, слева самые взрослые. Я спросил, кто кем мечтает стать. Младшие сказали: летчиками, космонавтами, военными, пожарными, докторами… Ребята чуть постарше: юристами, программистами… А самые взрослые: менеджерами, экономистами, банкирами. Так вот мне хочется вернуть нашим детям их мечты. Я вот счастливый мальчик своего детства, я работал инженером, оператором, испытателем… и все в ракетно-космической отрасли. Я всегда шел за мечтой.

— У вас пять полетов. Ощущения во время первого и пятого разные?

— Меня часто спрашивают, какой полет был самым запоминающимся, я всегда делаю вид, что задумываюсь и говорю: «Первый… второй… третий… четвертый и… пятый!» (смеется). И здесь я не лукавлю, каждый имеет свою специфику. Из этой профессии тяжело уходить. Но возраст, есть возраст. Космос теперь часто снится.

— Неужели сидя на взлете не страшно?

— Моя семья присутствовала на всех стартах. На первом, младшей дочери, а у меня их две, был год с небольшим. Когда стартуешь на шаттле, перед глазами (а мы при изучении космической программы понимаем, что были трагедии), так вот, перед глазами та трагедия с «Челленджером». И единственное, о чем я просил Бога, чтобы мои получили от старта приятные эмоции. А страх – это нормальное чувство любого человека. Не боится только дурак.

А вообще разве полеты самое главное в жизни? В жизни главное – общение, люди, которые встречаются на дороге. Что важнее, цель или дорога к ней? Дойдешь до цели и все, помирать что ли? Самое интересное именно дорога. У космонавтов есть «добровольно» любимый фильм, шутка даже есть, пока раз 10 не посмотришь «Белое солнце пустыни» в космос не полетишь. Так вот там есть слова одного бандита, которого сейчас назвали бы борцом за свободу, что дорога легче, когда встретится добрый попутчик.

Фото, сделанные Федором Юрчихиным в космосе

— Говоря о добрых попутчиках, космонавты долгое время находятся все вместе в закрытом пространстве, как суметь ужиться?

— Я был и командиром транспортного корабля и неоднократно командиром станции. Для меня главное — не командовать. Безусловно ты отвечаешь за экипаж, но люди и так понимают, если что-то не так сделали. Часто спрашивают, отбирают ли нас по каким-то психологическим требованиям. Нет. Каждый, кто приходит в экипаж, знает, чего хочет, и что у нас общая задача – провести полет хорошо. В крайнем полете я работал с астронавтом американкой Пегги Уитсон, мы с ней на орбите встречались три раза, удивительный случай. Она волевой, жесткий, строгий человек. Про меня тоже говорят, что жесткий. И все удивлялись, как же мы там вдвоем будем работать? Но для меня это было честью. Работать с ней было приятно и комфортно, надеюсь и ей тоже.

— Отличается подготовка американских астронавтов и российских космонавтов, хотя бы даже в эмоциональном плане?

—  Безусловно отличается. У них одно понятие культуры, у нас другое, разные отношения между мужчиной и женщиной, которые не всегда обеим сторонам понятны. У них, например, русская православная церковь в языке звучит как ортодоксальная. Они не понимают, как можно жить в таких дремучих, по их мнению, понятиях. У них все меняется очень быстро, а у нас, даже если крещеный народ, все равно живы старинные традиции. Америка ведь новая страна, есть даже понятие «американский котел», в котором все перемешано.

— Будучи на орбите еще год назад обсуждали ли вы с американскими коллегами ту политическую обстановку, которая сложилась тогда на Земле между нашими странами?

— Астронавт Майкл Финк, с которым мы долго вместе тренировались, сказал замечательные слова, что в космосе нет места политике. Есть такие вещи, которые могут привести к конфликту, потому что у людей разные взгляды. Мы от этого уходим. Если раньше я говорил, что для меня международная космическая станция — это школа, чтобы показать миру, как люди разного воспитания, национальностей, религий могут вместе работать и совершать созидательный труд во имя человечества, то теперь я говорю, что космонавты — это последние герои. Сегодня столько говорят о «третьей, холодной мировой войне», а ведь наши бабушки говорили, ни в коем случае нельзя вслух говорить плохие слова. Сбудется! Поэтому ребята, которые там работают это последние герои, они всем показывают – «мы работаем на международной космической станции, смотрите, у нас нет проблем. Мы складываем усилия, знания, чтобы умножить богатство наших отношений».

— Тут же вспоминается ваш многонациональный дворик…

— А может быть с этого дворика все и начинается.

— В том дворике люди как вы говорите первым делом строили общий стол. А ведь разделяя трапезу с человеком, ты приближаешься к нему. Так вот эта трапеза у американцев и русских на космической станции она одинаковая? Я про меню в тюбиках.

— Я вас разочарую, самый большой миф о космонавтике, что мы едим из тюбиков (смеется). У нас в тюбиках сегодня только горчица, кетчупы, приправы. Все остальное давно не тюбики. И ассортимент большой — более 500 наименований продуктов, делится на пять категорий. Напитки: соки, чай, кофе разного вида, какао, пустые пакеты для воды. Из первых блюд супы: борщ, тот самый гороховый суп, суп-пюре из шампиньонов, рассольник, крестьянский, с перловкой… Вторые блюда в банках: баранина, свинина с картофелем и сладким перцем… Есть сублимированное питание, которою надо заливать горячей водой. Та же свинина с пюре, например. А из гарниров  мое самое любимое — пюре с жаренным луком или с шампиньонами. Еще есть снеки, закуски, в том числе промышленные, из которых американцы очень любят шоколадные батончики «Марсы» и «Сникерсы». Мне нравятся орешки в меду, калорийно, но при этом не сильно много съел и взбодрился. С чашкой кофе хорошо, хотя «чашка» — это утрированно, мы пьем из пакетов. А чашки там очень не хватает, хочется иной раз сесть так с чашкой и попить кофейку. В общем вы поняли, наверное, что от голода мы там не умираем (смеется). У меня, например, проблема: я могу даже набрать вес, хотя там и спорт есть.

Фото, сделанные Федором Юрчихиным в космосе

— Не так давно вышел фильм «Салют-7». Так вот там есть момент, когда они балку на корабле снаружи сносили кувалдой, и когда они поворачиваются, они видят свет. У актера Павла Деревянко спросили, что это за свет по его мнению. Он ответил, что, наверное, это был Бог…

— Я вот что вам скажу, когда космонавт бьет кувалдой по своей станции, а толщина обечайки от 3 до 3,5 мм — это алюминиевый сплав, и не пробивает ее, то это, наверное, действительно Бог. Надо быть большого ума, чтобы кувалдой стучать по своей станции. У нас 4 сентября на ВДНХ был космический урок «Профессия космонавт», куда были приглашены кандидаты в космонавты Евгений Прокопьев — он только-только начинает учиться этой профессии и Николай Тихонов — парень давно в отряде, многократно дублировал, был в основных экипажах, но каждый раз так судьба складывалась, что программа менялась, и он оставался на земле, но сейчас готовится, наконец, лететь. Был приглашен и Виктор Савиных (космонавт, участник экспедиции на Союз 7, — ред.), это человек легенда для меня, один из моих учителей. Так вот он в очередной раз сказал, что его и космонавта Владимира Джанибекова спрашивали, слушали, но не слышали.

— Часто люди рассуждают. Что вот космонавты там все равно что-то видят, ближе ведь к Богу…

— Если вы верите в Бога, вот вы поехали куда-то, вы что ближе к нему стали или дальше?

— По-моему, он всегда внутри…

— Вот. Ближе ты к богу или дальше, зависит от тебя. Мне бы хотелось, чтобы он не отвернулся от меня, а я постараюсь не забывать, что он рядом со мной. Не могу себя назвать религиозным. Хотя, часто говорят, что служивые люди не обязаны держать постов, но это отговорки. В церковь я хожу, чтобы поговорить один на один, а не для того, чтобы это фотографировать. Считаю, что нельзя фотографировать икону, вы у нее разрешения спросили, хочет ли она вам позировать?

— За полетами первых космонавтов следила вся страна, сейчас иначе…

— Эта профессия сегодня даже гораздо более необходима чем тогда. Тогда это было что-то новое. Сегодня профессия дает человечеству гораздо больше. Тогда исследовалось, может ли человек вообще в космосе находиться. Сегодня человек там работает, создает, производит, проводит эксперименты, работает на благо человечества. Правда менее героической и трудной эта работа не стала. Хотя имен тех, кто на орбите сейчас, страна скорее всего не знает.

— Может быть у молодежи сегодня не те герои?

— Я поэтому с детьми встречаюсь, хочу вернуть им мечту. Вот моим героем был Юрий Алексеевич Гагарин, который ко мне пришел в трех ипостасях. Когда мы бегали пацанами во дворе, если кто-то что-то выигрывал, то был Гагариным – первым значит. Потом в школе Юрий Гагарин был для меня героем космонавтом. А в институте, когда я уже приближался к его годам. Он стал для меня Юрием Алексеевичем Гагариным чей гражданский подвиг был, на мой взгляд несоизмеримо выше профессионального, потому что этот молодой парень выдержал вселенскую славу, которая на него свалилась. Мне хочется, чтобы у современных детей были такие же кумиры.