Многие родители мечтают о балетном будущем для своих детей. Каково это – учиться единственному искусству, материалом для которого служит сам человек, рассказала выпускница Якутской балетной школы имени А. и Н. Посельских Ольга Яковлева.
У балетных нет детства
По моим наблюдениям, дети в балетном училище делятся на две категории – фанаты балета и те, кто им не живет. В нашем потоке вторых было большинство, а вот нынешние дети более идейные.
У балетных нет детства, на него просто не остается времени. Уроки начинаются в 8 утра: классика, станок. Потом народный, современный, дуэтный, бальный или историко-бытовой танец – каждый день разный. Затем уроки по школьной программе, обед. Дальше репетиции у тех, кто занят в постановках, вечером – общие репетиции. Когда в театре давали спектакли, можно было их смотреть, но это уже по желанию.
В старших классах мы проводили в училище минимум 10 часов: с восьми утра до шести вечера. Если были спектакли, домой приходили к девяти вечера. Уроки делали в окошках между занятиями, после обеда или дома перед сном. При этом экзамены после 9 класса сдавали все, а вот ЕГЭ, к счастью, было по желанию.
Нагрузка очень большая, поэтому на школьных предметах частенько спали: некоторые учителя нас жалели и закрывали на это глаза. Особенно мы любили за это учительницу географии. Иногда даже собирались и… молились, чтобы не было уроков. Правда, качество знаний по общеобразовательным предметам страдало.
Конечно, многое зависит от самого человека. Я, например, всегда любила читать – с моей подругой Надей, она потом отучилась на юриста, постоянно убегали в библиотеку и читали все подряд. Из всего класса только мы вдвоем так делали, остальные этого не понимали.
Любимым местом в училище была… раздевалка. Там мы, можно сказать, жили. Каждая была рассчитана на два класса – со шкафчиками, банкетками и большими шкафами, где можно было постелить себе одежду и поспать, спрятавшись ото всех.
Листиком салата не питались
Условия в училище очень хорошие – как в частной школе. В классе 13 человек, за нами был закреплен отдельный кабинет, учителя сами к нам ходили. Школьной формы не было – на уроки приходили прямо в тренировочных трико. В администрации к ученикам относились по-отечески: всегда входили в положение, помогали и поддерживали тех, у кого дома не всё гладко.
Были дети, которые жили в общежитии училища с осени до летних каникул: приезжие из районов, а также ребята из многодетных и малообеспеченных семей. Тех, кто из пригородов или с окраин Якутска, зимой заселяли в интернат – они ездили к родителям только на выходные. И были те, кто каждый день приходил из дома – как я.
Кормили хорошо, не листик салата, как многие думают. В столовой давали первое, второе, третье – порции, правда, не очень большие. Каждый день в меню были фрукты, в обед витамины, кальций и омега-3. У тех, кто жил в интернате, были еще и полдники, и поздние ужины.
Раз в неделю нас всех взвешивали, и тем, кто весил больше нормы, давали полпорции. В основном, это делали в интересах мальчиков, которые сами по себе некрупные, – чтобы их не травмировать. Я всегда была в идеальном весе: 44-45 кг при росте 166 см. Крупных девочек не ставили на высокие поддержки – когда партнершу поднимают в воздух на вытянутых руках. Каюсь, я тогда над ними смеялась. Потом мне это отлилось – после вторых родов поправилась до 75 кг.
В младших классах девочки носят на талии резинку – по ней видно, втягиваешь ты живот или нет. Если её забыть, могли выгнать с уроков.
Стекла в пуантах не было
За каждым классом закрепляли классного руководителя, как в обычной школе. Еще была воспитатель, которая провожала на репетиции, в раздевалку и столовую, а если появлялось «окно» – сидела вместе с нами.
Несмотря на такой присмотр, в старших классах мы всё успевали: и курить, и выпивать, и с мальчиками встречаться. Однажды мы с одноклассницей прогуляли урок, чтобы помыть голову в душе – потом каждая собиралась по своим делам. Сквозь звук льющейся воды слышим стук в дверь. Я решила, что это кто-то из девчонок, и громко так спрашиваю: «Чего надо?». В ответ тишина. Открываю – а там директор. Ох и досталось нам тогда! После выволочки нас еще и на урок отправили – так и сидели с мокрыми головами.
Балет – это сложно и часто болезненно. Это требовательные педагоги, постоянное преодоление себя, многочасовая работа в зале и высокая конкуренция. Педагоги нас строжили – думаю, по-другому нельзя было. Доставалось и мальчикам, и девочкам. Могли подзатыльник дать, волосы у виска на палец накрутить и резко дернуть, за «шишки» таскали. Помню, мы даже не обижались, понимали – по заслугам. Если родителям жаловалась, говорили: «Значит, было за что – сама виновата». Сейчас в училище такого нет: другое время, другие дети и родители.
Каких-то интриг, стекла в пуантах и порванных костюмов не было. Наоборот, все помогали друг другу, купальники, костюмы, колготки, резинки для волос одалживали. Могли вдвоем носить одно и то же трико – если, например, у подруги сегодня экзамен, а она своё порвала.
Нам платили стипендию, но месяц через месяц: в один месяц закупали оптом балетную обувь, в другой на руки выдавали рублей четыреста – для 12-13 лет неплохая сумма. Пуанты выдавали раз в месяц, мягкие «партерки» – раз в три месяца. Если сломаешь, а срок замены не подошел, приходилось идти в обувную, где стояла коробка бесхозных пуантов, и подбирать там.
Травм не было, потому что хорошо учили
Все балетные очень тактильные – на этом «завязана» профессия. Сразу после поступления мальчиков и девочек ставят в пару, мы постоянно в контакте. Сейчас, когда собираемся вместе, всегда обнимаемся. Для нас это нормально, без какого-либо подтекста, а люди сторонние удивляются, считают странным. Когда я после балетного поступила в СВФУ, тоже по привычке всех трогала – но там охоту отбили быстро.
Я и моя одноклассница Алена были одни из самых худых во всем училище, поэтому нас постоянно «эксплуатировали» – там выйти, тут поднять. Однажды меня уронили с высокой поддержки. На репетиции партнер поднял меня, я чуть шевельнулась – и он потерял равновесие. Но всё обошлось – мальчиков в училище так воспитывают: если девочка падает, должен подстраховать. Поэтому упала не на пол – он меня на себя «положил». Серьезных травм на нашем потоке не было ни разу, потому что хорошо учили.
Помню фразу, которую нам частенько повторяли на линейках: «Балеринам нельзя любить». Тому были причины: когда меняется тело – растет грудь, округляются бедра, девочки даже двигаться начинают иначе. Правда, это мало кого останавливало. А еще педагоги говорили, что для танцовщицы главное характер (с покладистыми работать проще) и голова – чтобы была небольшой.
Искусство не для всех
Я не мечтаю о балетном будущем для своей дочери. Они живут в своём мире, жизни вовне будто нет – всё там, внутри труппы. Даже в отпуска летают с коллегами, с ними же дружат, ссорятся и создают семьи. Я хочу для нее другого, ведь мир такой большой, в нем столько возможностей и столько всего интересного! Но, если у нее действительно талант, и она сама этого захочет, отговаривать не буду – не имею права.
В нашем классе было 6 мальчиков и 7 девочек. Сейчас, спустя 11 лет после выпуска, в театре остались только пятеро. Остальные ушли кто куда: хореограф, журналист, режиссер оперы и даже… сотрудник прокуратуры. Мои подруги, которые, как и я, оставили балет, тоже рады, что ушли. Самым известным выпускником нашего потока и, пожалуй, всего училища, стал Сарыал Афанасьев – он всегда выделялся, царил на сцене.
После окончания училища меня звали в ГИТИС – в Департаменте по подготовке кадров было одно место на балетмейстера. Но мне было 17 лет, и родители меня не отпустили – были уверены, что из-за азиатской внешности со мной в Москве обязательно что-то случится. Всё решили буквально за пару дней – пришлось идти в СВФУ на юридический.
Что дал мне балет? До сих пор могу сесть на шпагат, устойчива к критике и всегда довожу дело до конца. Оба моих мужа (бывший и нынешний) далеки от искусства, и оба были в восторге, узнав, что я в прошлом балерина.
Нинель Гусева, «АиФ на Севере»
Фото: Ольга Донская
Сообщить об опечатке
Текст, который будет отправлен нашим редакторам: